Николай Сикорский: «Мой отец считал себя русским»

Вот так я себе и представлял потомка русских эмигрантов первой волны: сухонький подтянутый старичок в безукоризненно подогнанном по фигуре дорогом костюме – двойке с галстуком-бабочкой. Американец, хорошо говорящий по-русски. Что ещё? Ах да: живые глаза с каким-то мальчишеским задорным блеском и открытая улыбка. Он как-то очень непосредственно, по-детски радовался интересу, который мы проявляли к личности его отца и искренне, от души благодарил за каждый заданный вопрос.

Нельзя сказать, чтобы в советские времена имя Игоря Сикорского было под запретом. Из учебников истории и научно-популярной литературы мы знали, что первый в мире четырехмоторный самолет («Русский витязь») и первый в мире тяжёлый четырёхмоторный бомбардировщик и пассажирский самолёт («Илья Муромец») были построены в России. И даже имя их конструктора кое где упоминалось. Поскольку Игорь Сикорский не был замечен в антисоветских высказываниях, имя его не было предано анафеме советской пропагандой, его даже позволили сохранить в истории нашей авиации.
Второй по старшинству сын гениального авиаконструктора Николай, которому идёт уже 94-й год, очень гармонично вписался в интерьер мемориальной гостиной, носящей имя его отца. А гостиная эта создана в одном из старинных особняков города-курорта Кисловодска. И её создание, и эта состоявшаяся 4 сентября встреча журналистов с сыном Игоря Сикорского стали возможны благодаря уникальному культурному проекту – театру-музею «Благодать». И его создателю, заслуженному работнику культуры РФ Валентине Интосими и её супругу, доктору политических наук, профессору, Александру Портнягину.
В 2005 при поддержке «русской музы Франции» Анны Смирновой-Марли в Театре-музее "Благодать" был создан Театр Русской Эмиграции, который, возвращает забытые имена великих соотечественников. «Мы уже не можем вернуть их в Россию, давайте возродим их имена», - привела в беседе с нашим корреспондентом слова, сказанные на одном из форумов о великих эмигрантах Президентом России Владимиром Путиным, Валентина Интосими.
И вот в 2009 году, в год 120-летия Игоря Сикорского, здесь стали собирать материал о нем. Всё, что было собрано за 10 лет, представлено в той гостиной, в которой Николай Сикорский беседовал с журналистами.
В ходе подготовки экспозиции Александр Портнягин связался с Центральным архивом И. Сикорского в США, президент которого, Дэн Либертино, и познакомил их с Николаем Сикорским.
Это уже третий приезд сына Сикорского в Кисловодск. Он связан с его посещением Московского аэрокосмического салона, в рамках которого состоялся круглый стол, посвящённый его знаменитому отцу.
Годы берут свое и сильнее всего они ударили по слуху Николая Игоревича. Задаваемые журналистами вопросы Александру Портнягину приходилось громко повторять прямо на ухо гостю. Впрочем, это нисколько не мешало общению.
Помнит ли он, как именно работал его отец, как им создавались конструкции летательных аппаратов? Николай Сикорский не дает прямого ответа на этот вопрос, а напоминает нам о том, что в очень ранней юности, в 15 лет, его отец ставит в известность своего отца, что не намерен идти по его стопам врача-психиатра, а будет заниматься воздухоплаванием. Николай Игоревич высказывает восхищение обоими своими предками: отцом, который смог так решительно настоять на своем, и дедом, который смог понять это стремление сына к такому непрактичному с точки зрения тогдашнего обывателя занятию.
Кстати, в этом отношении Николай Иванович «пошел по стопам отца». Он не стал авиаконструктором, дело Игоря Сикорского продолжил только его старший сын Сергей. Из рассказа нашего собеседника мы поняли, что в годы второй мировой войны он работал переводчиком, а на стене гостиной мы нашли фото, на котором молодой Николай Сикорский запечатлен играющим на скрипке.
Корреспондент «НИА-Кавказ» своим вопросом меняет тему беседы, попросив рассказать Николая Сикорского о другой сфере интересов отца – философии.
Игорь Сикорский интересовался религиозно-философской тематикой. Наиболее интересные его работы собраны в сборнике «Нео и небеса». Этот увлечение отца, по словам Николая Сикорского, было связано с двумя вещами. Он обладал безусловной интуицией, которая спасала его, как минимум, трижды. И он хотел понять природу этой интуиции, считая её неким указанием свыше. «Ведь даже атеисты знают, что есть какой-то создатель. Ну, или нечто-подобное», - улыбается наш собеседник. И второй фактор. Когда первый раз, поднявшись на своем самолете «Илья Муромец» выше облаков, он вышел на его крышу («спину», как сказал Николай Игоревич), он почувствовал божественность Вселенной. «Как-то после одной из встреч с публикой отец сказал мне улыбаясь: «Ты понимаешь, меня представили аудитории как человека, который покорил законы полёта. Но я их не покорял! Я просто научился их использовать»».
Вполне ожидаемым оказался вопрос о взаимоотношениях Игоря Сикорского и Сергея Рахманинова. Во многих источниках излагается история о том, что будущий глава одной из самых известных авиастроительных компаний мира, находясь в очень затруднительном материальном положении в первые годы жизни в США, на последние деньги купил билет на концерт Сергея Рахманинова. После концерта два соотечественника разговорились и известный русский композитор, пианист и дирижёр якобы выдал не менее известному русскому авиаконструктору 5 000 долларов для открытия им своего дела. Кое кто из знавших обоих отзываются об этой истории с усмешкой. Правда никто не оспаривает факт помощи Сикорскому со стороны Рахманинова.
Николай Сикорский, конечно, помнит Сергей Рахманинова, своего крестного отца. Его встречи с отцом Николая Игоревича были не столь уж частными. И он был в ту пору совсем ребенком. «Мы с братьями смотрели на него снизу вверх. Он казался нам не человеком, а явлением. Рахманинов впервые приехал к нам на роскошном «Роллс-Ройсе», он был одет в длинное черно пальто, в руках у него была муфта с электроподогревом. Это был период безденежья для нашей семьи. Не на что даже было купить уголь для отопления дома. Эта его встреча с отцом была очень короткой. Рахманинов был необыкновенно чутким человеком. После его ухода родители нашли на столе под журналом оставленные им деньги. На все попытки отца впоследствии вернуть эти деньги, Рахманинов отвечал отказом, говоря, что «ты, оказавшись на моем месте поступишь также»». И Игорь Сикорский действительно потом очень много помогал людям, своим друзьям, просто эмигрантам.
Скучал ли его отец по России? Рассказывал ли детям о своей Родине?
С точки зрения Николая Игоревича он сам является ответом на второй вопрос: «Потому, что я, американец, говорю с вами на русском языке». А учили они с братьями русский язык, слушая с ранних лет разговоры отца с матерью. Помнил ли отец Россию, скучал ли он по ней? Да. Но это была та, православная Россия, из которой он в свое время уехал. И особенно он ценил в той России способность любить, уважать Бога и друг друга. «Часто обращаясь к нам, детям, он говорил: «Вы ещё будете гордиться, что в вас течет русская кровь»», - завершил ответ на этот вопрос наш собеседник.
Исходя из тех сложных отношений, которые сложились в последнее время между Россией и Украиной, это вопрос просто нельзя было не задать. Игорь Сикорский родился и учился в Киеве, а первые свои самолеты построил в Санкт-Петербурге. Кем он считал себя – русским или украинцем.
Оказывается, этот вопрос отцу нашего собеседника задавали довольно часто. «У него не было сомнения на этот счет: он был русский, родившийся в Российской Империи», - таков был ответ его сына.
Николай Игоревич то поднимался со своего места, чтобы вместе с участниками встречи подойти к тому или иному экспонату мемориальной гостиной, то снова садился за стол, чтобы продолжать отвечать на вопросы или сфотографироваться с желающими. И было как-то по домашнему уютным это общение. Тем более, что на стене, прямо у стола, висели часы с кукушкой из гостиной в доме Сикорских, гири которых раз в два дня перетягивал сам хозяин, и под которыми он ежедневно выпивал чашечку утреннего кофе.